Неточные совпадения
Еще зимой один
знакомый ему
студент, Покорев, уезжая в Харьков, сообщил ему как-то в разговоре адрес старухи Алены Ивановны, если бы на случай пришлось ему что заложить.
— Не провожал, а открыл дверь, — поправила она. — Да, я это помню. Я ночевала у
знакомых, и мне нужно было рано встать. Это — мои друзья, — сказала она, облизав губы. — К сожалению, они переехали в провинцию. Так это вас вели? Я не узнала… Вижу — ведут
студента, это довольно обычный случай…
Клим усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все
студенты,
знакомые брата и Кутузова, говорят о профессорах, об университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об учителях и гимназии. В поисках причин такого отношения он нашел, что тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил...
— Я думаю, что это не серьезно, — очень ласково и утешительно говорила Спивак. — Арестован
знакомый Дмитрия Ивановича, учитель фабричной школы, и брат его,
студент Попов, — кажется, это и ваш
знакомый? — спросила она Клима.
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица,
знакомые фигуры депутатов Думы, люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы,
студенты в белых кителях с золочеными пуговицами,
студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
И знали мы, что наш
знакомый Рахметов проживает в год рублей 400; для
студента это было тогда очень немало, но для помещика из Рахметовых уже слишком мало; потому каждый из нас, мало заботившихся о подобных справках, положил про себя без справок, что наш Рахметов из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви Рахметовых, сын какого-нибудь советника казенной палаты, оставившего детям небольшой капиталец.
В Медицинской академии есть много людей всяких сортов, есть, между прочим, и семинаристы: они имеют знакомства в Духовной академии, — через них были в ней знакомства и у Лопухова. Один из
знакомых ему
студентов Духовной академии, — не близкий, но хороший
знакомый, — кончил курс год тому назад и был священником в каком-то здании с бесконечными коридорами на Васильевском острове. Вот к нему-то и отправился Лопухов, и по экстренности случая и позднему времени, даже на извозчике.
— Что же, и это дело, — согласился Лихонин и задумчиво погладил бороду. — А я, признаться, вот что хотел. Я хотел открыть для нее… открыть небольшую кухмистерскую или столовую, сначала, конечно, самую малюсенькую, но в которой готовилось бы все очень дешево, чисто и вкусно. Ведь многим
студентам решительно все равно, где обедать и что есть. В студенческой почти никогда не хватает мест. Так вот, может быть, нам удастся как-нибудь затащить всех
знакомых и приятелей.
Вот Соловьев — тот хотя и говорил непонятно, как и прочее большинство
знакомых ей
студентов, когда они шутили между собой или с девицами в общем зале (отдельно, в комнате, все без исключения мужчины, все, как один, говорили и делали одно и то же), однако Соловьеву она поверила бы скорее и охотнее.
На роль Лоренцо, значит, недоставало теперь актера; для няньки Вихров тоже никого не мог найти. Кого он из
знакомых дам ни приглашал, но как они услышат, что этот театр не то, чтобы в доме где-нибудь устраивался, а затевают его просто
студенты, — так и откажутся. Павел, делать нечего, с глубоким душевным прискорбием отказался от мысли о театре.
Все это я узнал от товарищей-студентов,
знакомых молодому князю.
— Да, действительно, я именно этого и хочу достигнуть, — согласился
студент. — Но вы превосходны! — обратился он к Настеньке. — И, конечно… я не смею, но это было бы благодеяние — если б позволили просить вас сыграть у нас Юлию. Театр у нашей хорошей
знакомой, madame Volmar… я завтра же съезжу к ней и скажу: она будет в восторге.
— За мое призвание, — продолжал
студент, — что я не хочу по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что
знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту роль… я даже принес книжку… если вы только позволите…
— Гамлета уж я, Яков Васильич, оставил, — отвечал
студент наивно. — Он, как вы справедливо заметили, очень глубок и тонок для меня в отделке; а теперь — так это приятно для меня, и я именно хотел, если позволите, посоветоваться с вами — в одном там
знакомом доме устраивается благородный спектакль: ну, и, конечно, всей пьесы нельзя, но я предложил и хочу непременно поставить сцены из «Ромео и Юлии».
Именно в один из таких тяжелых дней, когда я скрылся из дому к
знакомому студенту-технологу, и произошло то, что перевернуло жизнь Пепки наирадикальнейшим образом.
Ну, какое дело Суворову до ссыльных? Если же таковые встречались у собутыльников за столом — среди гостей, — то при встречах он раскланивался с ними как со
знакомыми. Больше половины вологжан-студентов были высланы за политику из столицы и жили у своих родных, и весь город был настроен революционно.
— В портерную в одну. Понимаешь, — там есть девица Маргарита, а у неё
знакомая модистка, а у этой модистки на квартире по субботам книжки читают,
студенты и разные этакие…
Одно время в лавку стал заходить чаще других
знакомых покупателей высокий голубоглазый
студент с рыжими усами, в фуражке, сдвинутой на затылок и открывавшей большой белый лоб. Он говорил густым голосом и всегда покупал много старых журналов.
— Про нее, между прочим, рассказывают, — продолжала г-жа Петицкая, — и это не то что выдумка, а настоящее происшествие было: раз она идет и встречает
знакомого ей
студента с узелком, и этакая-то хорошенькая, прелестная собой, спрашивает его: «Куда вы идете?» — «В баню!» — говорит. — «Ну так, говорит, и я с вами!» Пошла с ним в номер и вымылась, и не то что между ними что-нибудь дурное произошло — ничего!.. Так только, чтобы показать, что стыдиться мужчин не следует.
— А, старый
знакомый! — вскричал Зарецкой. — Ну вот, бог привел нам опять встретиться. Помните ли, господин
студент, как я догнал вас около Останкина?
Он, вероятно, привез загулявших в Москве
студентов и теперь крепко спал в пролетке, между тем, как лошадь тихонько бежала по
знакомой дороге.
За ним последовали три
знакомые ему университетские
студента и два литератора, и все они начали качать воду.
Боже мой, как я ослабел! Сегодня попробовал встать и пройти от своей кровати к кровати моего соседа напротив, какого-то
студента, выздоравливающего от горячки, и едва не свалился на полдороге. Но голова поправляется скорее тела. Когда я очнулся, я почти ничего не помнил, и приходилось с трудом вспоминать даже имена близких
знакомых. Теперь все вернулось, но не как прошлая действительность, а как сон. Теперь он меня не мучает, нет. Старое прошло безвозвратно.
И вот я живу в странной, веселой трущобе — «Марусовке», вероятно,
знакомой не одному поколению казанских
студентов.
Вслед за фурой явился
студент,
знакомый Орловых. Фуражка у него съехала на затылок, по лбу струился пот, на нём была надета какая-то длинная мантия ослепительной белизны, и спереди на её подоле красовалась большая, круглая дыра с рыжими краями, очевидно, только что прожжённая чем-то.
Евдокия Антоновна. Благодарю вас, господин
студент! А вас, господин
студент, — простите, что до сих пор не могу запомнить вашего имени-отчества… господин Глуховцев, кажется? — а вас прошу об одном одолжении. Вы, вероятно, раньше меня вернетесь домой, так, пожалуйста, скажите там, что Оленька, моя дочь, поехала на два дня на дачу, к
знакомым.
Евдокия Антоновна. Ах, мне так совестно, Григорий Иванович, я так убита! Какая глупая девчонка! (Соображая.) Ах, вот что, Григорий Иванович: тут в номерах есть у нас хороший
знакомый,
студент. Такой славный мальчик…
Несколько дней тому назад Львов,
знакомый мне студент-медик, с которым я часто спорю о войне, сказал мне...
Кажется, юноша отправился в этой карете пленником на Пески, в четвертую Рождественскую улицу, где он надеялся разбудить одного
студента, заночевавшего у своих
знакомых, и попытаться: нет ли у него денег?
Анна Петровна. Не люблю я подобных бесед, а в особенности, если они ведутся Платоновым… Всегда плохо оканчиваются. Михаил Васильич, рекомендую вам нашего нового
знакомого! (Указывает на Венгеровича 2.) Исак Абрамович Венгерович,
студент…
— Имел удовольствие видеть вас на похоронах вашего дядюшки… мы хоть и разных уездов, но почти соседи и с дядюшкой вашим были старые
знакомые… Очень приятно встретиться… здешний предводитель дворянства Корытников, — отрекомендовался он в заключение и любезно протянул руку, которая была принята
студентом.
Когда окончилось это чтение, Хвалынцев пробрался в коридор, который был полон народом. Едва успел Константин Семенович перекинуться кое с кем из
знакомых несколькими словами, как мимо него понеслась огромная гурьба, с криками: «на сходку! на сходку! в актовую залу!»
Студенты бежали, опережая друг друга. Увлеченный общим потоком, и Хвалынцев направился туда же.
«Графиня Маржецкая… Опять-таки
знакомая фамилия!» — припомнил себе
студент. «Устинов писал про какого-то сосланного графа Маржецкого».
Вдруг Хвалынцев заметил, что в нескольких шагах от него грохнулся на мостовую человек. Он вгляделся и узнал
знакомого: то лежал один кандидат университета, кончивший курс нынешнею весной. Лицо его было облито кровью. Первым движением
студента было броситься к нему на помощь, но чья-то сильная рука предупредила его порыв.
— А! Хвалынцев! Вот и он! здравствуй! Сюда, сюда! скорей сюда! дело есть! Слышал? — накинулось на
студента несколько наиболее
знакомых ему молодых людей, едва лишь он успел переступить порог коптилки.
Тут фигурировали и Славнобубенск, и Москва, и Петербург, и общие
знакомые, и книги, и новые сочинения, и
студенты, и кой-какие маленькие сплетни, к которым кто ж не питает маленькой слабости? — и театр, и вопросы о жизни, о политике, о Лидиньке Затц, и музыка, и современные события, и те особенные полунамеки, полувзгляды, полуулыбки, которые очень хорошо и очень тонко бывают понятны людям, когда у них, при встрече, при взгляде одного на другого сильней и порывистей начинает биться сердце, и в этом сердце сказывается какое-то особенное радостно-щемящее, хорошее и светлое чувство.
Они избегали даже протягивать руку
знакомым русским
студентам, тогда как русские (и это могут подтвердить почти все бывшие в университете в промежуток между 1857—1860 годами) неоднократно протягивали польской партии свои братские объятия, предлагая полное единение и дружеское слияние во имя науки и общих интересов.
Дело обошлось без рекомендаций. Колтышко, заметя из своего кабинета входящего Хвалынцева с Лесницким, сам пошел к ним навстречу и как
знакомый, молча, но с милой, приветливой улыбкой протянул и радушно пожал руку
студента.
Студент стал припоминать в уме разных своих
знакомых и сомнительно пожал плечами. Вполне подходящего и настолько короткого
знакомого, к которому можно бы обратиться с такой просьбой, у него не было на примете.
— Ба, ба, ба!
Знакомые все лица! — пробасил над самым его ухом голос Ардальона Полоярова. — Здравствуйте, Шишкин! Сегодня мы с вами еще не поздоровались. А ведь вы, кажись, господин Хвалынцев? — прищурился он на
студента.
Тут были и Шишкин, и Лесницкий, физиономия которого показалась
студенту несколько
знакомою: он вспомнил, что видел, кажись, этого самого господина вместе со Свиткой и в университете однажды и в тот день, когда в условленные часы гулял по Невскому.
— Послушайте, Константин Семенович (капитан еще утром очень внимательно осведомился о его имени и отчестве), вы не будете на меня в претензии, если я предложу вам, вместо того чтобы провести вечер у меня, отправиться вместе к одним моим
знакомым? — обратился он к
студенту.
Мимо
студента в легком, изящном ландо прокатила
знакомая старушка-помещица. Он поклонился ей и улыбнулся во всё лицо. И тотчас же он поймал себя на этой улыбке, которая совсем не шла к его мрачному настроению. Откуда она, если вся его душа полна досады и тоски?
Французская труппа (уже
знакомая мне и раньше, в мои приезды
студентом) считалась тогда после парижской"Comedie Francaise"едва ли не лучше таких театров Парижа, как"Gymnase"и"Vaudeville".
В его доме долго жило семейства князя В.Трубецкого, куда"Николаша"Добролюбов ходил еще семинаристом, а позднее
студентом Педагогического института, переписывался с свояченицей князя, очень образованной дамой (моей
знакомой) Пальчиковой, урожденной Пещуровой.
Но не он один был заправилой в клубе. В комитете председательствовал М.И.Семевский, тоже мой старый
знакомый. Я помнил его еще гвардейским офицером, когда он в доме Штакеишнейдера отплясывал мазурку на том вечере, где я, еще
студентом, должен был читать мою первую комедию"Фразеры", приехав из Дерпта на зимние вакации.
Пошли. По дороге Печерников останавливал встречных
студентов,
знакомых и незнакомых, вполголоса сообщал, что сейчас на Волновом кладбище будет панихида по Добролюбове, и предлагал пойти на панихиду. Одни, взглянув испуганно, шарахались прочь. Другие поворачивали к Волкову кладбищу.
Знакомые московские студенты-туляки в вагонах тоже едут на праздники в Тулу; стемнело, под луной мелькают уже родные места, Шульгино, Лаптево.
Кругом Палтусов не видит
знакомых лиц между
студентами; но он сливается с ними…
Подошли два
студента Тимирязевской сельскохозяйственной академии, Васины
знакомые: не застали ее дома и отыскали в клубе. Перешли в комнату молодежи; публика повалила на художественную часть, и комната была пуста.